Беляев Александр - Сезам, Откройся !!!
Александр БЕЛЯЕВ
СЕЗАМ, ОТКРОЙСЯ!!!
I. БОЛЬНОЕ МЕСТО ЭДУАРДА ГАНЕ
- Вы начинаете стареть, Иоганн, - ворчливо сказал Эдуард Гане, отодвигая
кресло.
Лакей с трудом опустился на колени, подавляя вздох, и начал подбирать
упавшие с подноса кофейник, серебряный молочник и чашку.
- Зацепился за угол ковра, - смущенно проговорил он, медленно поднимаясь.
Эдуард Гане, выпятив толстую синюю губу, неодобрительно смотрел на пятно
от разлитого кофе и с упрямством старика сказал еще раз:
- Вы начинаете стареть, Иоганн! Сегодня утром, одевая меня, вы никак не
могли попасть отверстием рукава в мою руку. Вчера вы разлили воду для
бритья...
На каменном бритом лице Иоганна промелькнула тень печали. То, что говорил
Гане, было правдой: Иоганн начинал стареть и даже дряхлеть. Но это была
горькая правда.
Семьдесят шесть лет не шутка, и из них пятьдесят пять было отдано служению
Эдуарду Гане, который только на шесть лет был моложе слуги.
Пора на покой. Иоганн имеет кое-какие сбережения. На его век хватит. Но
что он будет делать, оставив службу? Его старое тело, как машина, справляется
с привычной работой обслуживания другого человека. На себя же - Иоганн знал
это - у него не хватит сил. И он привык, сжился с этим старым брюзгой Эдуардом
Гане.
Иоганн поступил к нему еще в Ганновере, откуда они приехали в Новый Свет
искать счастья пятьдесят лет назад. Эдуарду Гане повезло. Он нажил большой
капитал и десять лет назад после легкого удара продал свои текстильные
фабрики, выстроил в окрестностях Филадельфии загородную виллу в стиле
немецкого замка и удалился на покой.
Полсотни лет не сделали из Гане американца. Он остался немцем в своих
вкусах, привычках, во всем. Дома с Иоганном он говорил только по-немецки.
Настоящее имя Иоганна было Роберт, но Гане признавал для слуги только одну
"кличку" - Иоганн, и в конце концов старый лакей сам забыл свое первое имя...
Как многие старые холостяки, Эдуард Гане был не чужд странностей. В
домашнем быту он не признавал новшеств. В его замке время, казалось,
остановилось.
Гане не выносил электрического света, который, по его мнению, портит
зрение. Во всех комнатах горели керосиновые лампы, а в кабинете на письменном
столе стояли свечи под зеленым абажуром. О радио старый Гане не мог слышать.
"Довольно того, что через меня проходят радиоволны, - говорил он. - От них у
меня усиливаются подагрические боли. Непременно надо будет сделать на крыше и
стенах дома радиоотводы. Я не желаю, чтобы через меня проходили звуки
какой-нибудь пошлой шансонетки". Гане не переносил также езды на автомобиле.
В его конюшне стояла пара выездных лошадей, и в редкие посещения города он
появлялся в старомодной карете, возбуждая удивление прохожих. Но эти выезды он
совершал не более двух раз в год. Зато каждое утро с немецкой пунктуальностью
Гане прогуливался по саду, опираясь на руку Иоганна.
И когда они шли так по усыпанной песком дорожке, рука об руку, с черными
тростями в руках, незнакомый человек затруднился бы сказать, кто из них хозяин
и кто слуга. За долгую совместную жизнь Иоганн как бы сделался двойником Гане,
усвоив все его жесты и манеру держаться.
Иоганн казался важнее, так как он был старше и брился, как истый
американец, а у Гане были небольшие бачки. И только внимательный взгляд мог по
костюму отличить хозяина: у Гане сукно было значительно дороже.
Иоганн очень любил эти прогулки.
Неужели им должен прийти конец? Нет, этого не может быть.
Никто лучше Иоганна не знает привычек Эдуарда Гане,