fc891b90     

Белый Андрей - Фридрих Ницше



Андрей Белый
Фридрих Ницше
Разнообразно восхождение великих людей на горизонте человечества. Мерно и
плавно поднимаются одни к своему зениту. Им не приходится пить вино поздней
славы, отравленной непризнанием - ароматом увядающих роз. Не взрывом
светлого восторга встречает их человечество, чтобы потом погрузить во мрак
небытия. Но, как мед солнечных лучей, скопляется в душах их светлое
величие; и какое целебное вино отстаивают они в своих книгах: откроешь -
страница обольет светом: выпьешь - и светлый хмель успокоенно убаюкает
жизнь. Да! на свою судьбу жаловались и они, но как общи такие жалобы!
Ведь к таким жалобам присоединится всякая душа, которая не до конца открыта
себе подобным.
Как многолетний, устойчивый дуб, медленно вырастал Гете. И только к
пятидесяти годам созревала "Критика" в упорном, как железо, сознании
Иммануила Канта. Но чтобы лекции его не посещались, чтобы заботы его не
возбуждали интереса среди избранных умов своего времени, - такого периода
не существовало в деятельности кенигсбергского философа.
Как не похожа судьба его на судьбу Артура Шопенгауэра, который к двадцати
годам измерил горизонты своей мысли; оттого, быть может, и оборвал он
громкую свою песнь песнью лебединой; потом она медленно замирала и перешла
в звуки... плаксивой флейты, которой утешал себя в старости мрачный старик.
Всю жизнь его замалчивали, обходили, не хотели печатать; наконец, признали
озлобленного старика, склоненного над воспоминаниями, потому что разве не
сладким воспоминанием является второй том "Мира как воли и представления",
где блеск остроумия вперемежку с шипением на Гегеля и упоминанием об
увенчанном своем труде направлены на то, чтобы оправдать мысли, изложенные
двадцать лет назад? Я не говорю уже о "Воле в природе", неудачной попытке
обосноваться на биологии. Слава вскружила голову пессимистическому
флейтисту: он позволял целовать у себя руки.
Так же вскружила слава голову Вагнера, когда он уселся на возвышении,
напоминающем трон. Два гениальных старика, одержимых манией.
Не то Ницше.
Не взрывом светлого восторга встретили Ницше современники; но ученый
синклит одобрительно следил за деятельностью юного профессора, чтобы потом
отвернуться от гениального поэта и мудреца; и только старик Яков Бургхардт
благословил его деятельность; да снисходительно недоумевал замечательный
Дейссен. Одиночество медленно и верно вокруг него замыкало объятья. Каждая
новая книга отрезала от Ницше небольшую горсть последователей. И вот он
остался в пустоте, робея перед людьми.
Трогателен рассказ Дейссена о том, с какой искательной робостью передал ему
Ницше, одиноко бедствующий в Швейцарии, свое "Jenseits", прося не
сердиться. Или Ницше, вежливо выслушивающий самоуверенную болтовню Ипполита
Тэна (см. переписку Ницше с Тэном). Или Ницше, стыдливо следующий за Гюйо в
Биарицце, боясь к нему подойти. Или Ницше, после ряда замечательных
исследований, уже больной, снисходительно замеченный господином Брандесом!
Поздняя слава не покружила голову Ницше; слава Ницше началась как-то вдруг;
последние книги его уже никем не раскупались; и вдруг - мода на Ницше,
когда, больной, он уже ничего не понимал, больной на террасе веймарской
виллы.
И Кант, и Гете, и Шопенгауэр, и Вагнер создали гениальные творения. Ницше
воссоздал новую породу гения, которую не видывала еще европейская
цивилизация.
Вот почему своей личностью он открывает новую эру. Анализируя произведения
Ницше, мы усматриваем в них все черты гения старого



Содержание раздела